Перстень с поля Куликова... Хроники шести судеб [2-е изд., доп.] - Валентин Осипович Осипов

Воспетый Иваном Гончаровым фрегат «Паллада». Шлюп «Диана», прошедший многие моря-океаны под командованием знаменитого адмирала-путешественника Василия Головина. Это имя упомянуто в хронике, рассказывающей о С. Д. Нечаеве.

Семь футов под килем — традиционная такая морская присказка.

С каких-то давних пор и, кстати, до сегодняшнего, как выяснил, в этот майский день церковный устав отчего-то запрещает на утренних богослужениях катавасии, которые должны бы начинаться словами «Море огустил еси…». В дословном переводе слово «огустил», поясню, значит «сделаться густым, сгущенным, вязким».

Православное молебствие, столь торжественно исполненное в присутствии августейших особ, явно благожелало будущим крейсерам, нареченным в честь языческих богинь, долгой и быстрой по волнам службы царской короне.

А история, как известно, распорядилась иначе.

Ищу в газетах сообщения о крейсере и за 11 мая 1900 года. В этот день, знаю, закончена постройка. Снова весна… Не попусту прошли три года. Наверняка не один из тех, кто глох под заклепочный грохот в дымных цехах или устанавливал такелаж под сырым петербургским небом, участвовал потом в революции.

Красив крейсер. Налит мощью широкобортный корпус. Три высоченных трубы — как не хватает их глазу (вот она, пресловутая смешная, наивная, но отчего-то все-таки настойчивая тяга к прошлому…) на современных кораблях! Четкие очертания палубных надстроек. Две стройные мачты. Устремлен на скорость, на ход, на сокрушение волны нос (моряки, видно, поправят: форштевень).

Все это так, однако неуклюже выглядит стальная громада на стапелях, тем более что не установлены пока орудия и пушки. Но вот раздается зычная команда. Сильные и умелые руки рабочих обрубают задержники. «Аврора» с дымком на спусковых полозьях обрушивается, вся в бурунах пены и брызг, в навсегда родную для себя с этого дня стихию. Крейсер на плаву!..

Что газеты? Опять берусь за «Русские ведомости». Той поры ее читатель знакомится с заметкой «В высочайшем присутствии состоялся в новом адмиралтействе спуск крейсера первого ранга „Аврора“».

Сообщение невелико, всего-то, видим мы, на десять с небольшим казенно-невыразительных слов. Да и набрано оно убористым шрифтом. Взгляд легко проскальзывает мимо. Можно не углядеть. Но редакторы, будто предчувствуя это, тут же подверстывают еще две заметки об «Авроре». Получился весьма выделяющийся блок. Он содержит достаточно подробное описание инженерно-конструкторских достоинств корабля, для того времени весьма и весьма грозного по всем своим боевым и мореходным статям.[18]

История горазда порой причудливо включать в одну временную строку далеко не всегда родственные, казалось бы, факты. Потому, о чем правильно говорят историки, нет никакой нужды — как бы соблазнительно ни было — выискивать в случайных совпадениях дат и событий какой-либо материализовавшийся смысл. Это давно не без ехидства и народом в пословице подмечено: «Оно заодно, да толковать долго».

А иное все-таки воссоединяется и начинает поражать воображение, становится символом.

Двадцатый век. Какими только сравнениями не коронован он: и атомный, и электронный, и космический… Все так, но главное не забудется никогда. С 1917 года наш век — век пролетарских революций и социализма.

«Искра» — газета партии и «Аврора» — сигнальщик грядущей революции вошли в двадцатый век в одном году. Одновременно вошли! Может быть, эта замета не больше чем вольность публициста. Только разве уйти от того, что именно искры первой ленинской газеты зажгли зарю новой жизни. Крепка логика исторического развития. От «Искры» к созданию партии, от создания партии к подъему народа на революцию, от исторического сигнального выстрела с крейсера по приказу партии — к штурму Зимнего.

Рубрика дополнений. Лев Толстой — флот — революция

Имя великого писателя еще появится в очерке в прямой связи с темой. Его творчество окажет определенное влияние на рост политического самосознания экипажа крейсера «Аврора». Однако можно ли ограничиться лишь одним таким фактом? Автору показалось возможным расширить узнаваемое. Разве не интересно узнать, как революция и все то, что влияло на революционные настроения, так или иначе обогащало и великого писателя, а далее — в свою очередь — с помощью его произведений — и тех, кто служил в армии и на флоте или готовился пополнить их ряды. Конечно же, беря во внимание все такого рода сведения, необходимо не вырывать их, а вживлять в мировоззрение писателя, то есть помнить глубокий анализ В. И. Лениным отношения великого писателя к революции — противоречивого, а нередко даже и ошибочного.

1894 год — статья «Христианство и патриотизм». Она написана в связи с заключением франко-русского союза и прибытием в Тулон русской эскадры. В ней немало возмущенно-саркастических строк. Например: «Приехавши во Францию, русские моряки в продолжение двух недель переходили с праздника на праздник и в середине или по окончании всякого праздника ели, пили и говорили. И сведения о том, где и что они ели и пили в середу, и где и что в пятницу, и что при этом говорили, по телеграфу сообщалось всей России. Как только который-нибудь из русских капитанов пил за здоровье Франции, так это становилось известным миру… Но мало того, заботливость газет была такова, что сообщались не только тосты, но и меню обедов, с пирожками и закусками, которые потреблялись на обедах».

Но одновременно — с превеликой гордостью: «В России, где патриотизм в виде любви и преданности к вере, царю и отечеству с необыкновенной напряженностью всеми находящимися в руках правительства орудиями: церкви, школы, печати и всякой торжественности, прививается народу, русский рабочий человек — сто миллионов русского народа, несмотря на ту незаслуженную репутацию, которую ему сделали, народа особенно преданного своей вере, царю и отечеству, есть народ самый свободный от обмана патриотизма и от преданности вере, царю и отечеству. Веры своей, той православной, государственной, которой он будто бы так предан, он большей частью не знает, а как только узнает, бросает ее и становится рационалистом, т. е. принимает такую веру, на которую нападать и которую защищать нельзя; к царю своему, несмотря на непрестанные, усиленные внушения в этом направлении, он относится, как ко всем насильственным властям, если не с осуждением, то с совершенным равнодушием…»

1905 год — газеты Петербурга и Женевы

Лондон. Из японского авторитетного источника сообщают, что близ о-ва Цусима, где японцы впервые могут встретить Рожественского, 14 мая, ночью, вероятно, будет минная атака, а 15-го — бой.

Из сообщений «Русских ведомостей» за 15 мая 1905 года

1905 год. Кончились для корабля-новобранца пять лет нелегкой воинской учебы — учебных походов, учебных тревог, учебных стрельб. В разгаре русско-японская война.

Первая по-настоящему боевая запись в вахтенном журнале 14 мая. «Аврора» в